В Скрижалях Бездны я читал про чувственный мир, что он есть форма переживания смерти. Это модус энтропии, фундирующейся порядком, проявленным в беспорядке. Нет существенной разницы между той и другой данностями форм переживания смерти, поэтому мы не придаем значения фиксации, пространственной или временной локализации смерти, рассматривая ее в непрерывном порядке смерти, порождающей другую смерть.
Поскольку проявляемая форма для нас тождественна проявляющемуся идеалу, чувственный мир есть модус энтропии как движения небытия в самом себе. Естественно, мы оставляем обычно без внимания такие практические вопросы как освобождение и вообще сотериология, указывая на достаточность прокламируемой сотериологичности самого учения, которое при этом не имеет необходимости в сотерической спекуляции, низводившей бы высокое учение о наивысшей форме космического порядка до уровня визуальной констатации форм переживания, причем при несомненной сотериологичности учения оно отрицает важность своей сотериологии, если пытаться понять такую важность как находимое различие с какой-либо другой формой индивидуального переживания; полностью отрицая и индивидуальное самосознание, мы таким образом не усматриваем специфической телеологии сотерических веяний.
Излишне подчеркивать, что мы не усматриваем их не в том смысле, что мы считаем, будто была бы разница между наличием такой телеологии и ее отсутствием, а не усматриваем ее в силу несуществования "субъекта" подобной фантастической телеологии, то есть индивидуального самосознания и индивидуального переживания. Следует указать на то, что в таком контексте чисто объективен и чувственный мир, он является в таком случае пустой оболочкой переживания, сброшенной переживанием космической динамики, однако и в этом случае о нем нужно говорить как о модусе данности, границы между которой и другим модусом данности не существует.
Донна Анна объясняла, что сперва, когда они поднялись над поверхностью предначальной дремы, то были одеты в формы переживания смерти.
